Прежде чем я смог спросить, что означает это «пока», она переступила порог квартиры.
– Спокойной ночи. И спасибо еще раз. Спасибо.
Дверь захлопнулась.
В тот момент я был зол на себя, на нее, на весь мир, но когда добрался домой, то понял, что она права. Не знаю, нравлюсь ли я ей или она всего лишь старается быть доброй. Что может Алиса найти во мне?
Да, я неловок, но только оттого, что никогда прежде не оказывался в подобных обстоятельствах. Откуда человек узнает, как ему вести себя с другие человеком? Откуда мужчина узнает, как вести себя с женщиной?
От книг мало толку.
В следующий раз обязательно поцелую ее.
3 мая.
Среди всего прочего меня тревожит то, что, вспоминая свое прошлое, я никогда не могу с уверенностью сказать, происходило ли что-нибудь на самом деле или мне кажется, что происходило именно так, или я вообще все придумал. Я похож на человека, который проспал полжизни, а теперь пытается узнать, кем он был, пока спал.
Ночью мне снились кошмары, и я кое-что запомнил.
…Ослепленный клубами пыли, я бегу по длинному коридору. Я бегу вперед, потом поворачиваюсь и бегу назад. Мне страшно, потому что в моем кармане что-то спрятано. Я не знаю, что это такое и откуда оно взялось, но сознаю, что это хотят у меня отнять.
Вдруг падает стена, в проломе появляется рыжеволосая девушка и протягивает ко мне руки. Ее лицо – бледная маска. Она обнимает, целует и утешат меня, мне хочется крепко прижать ее к себе, но я боюсь. Она не отпускает меня и мне становится все страшнее, потому что я знаю, что никогда не должен прикасаться к женщине. Я начинаю ощущать, как что-то бурлит и дрожит во мне. Становится тепло. Я поднимаю глаза и вижу в ее руке окровавленный нож. Я убегаю. В моих карманах пусто. Я обшариваю карманы, но не знаю, ни что именно я потерял, ни почему я вообще прятал это.
Когда я проснулся и вспомнил про Алису, меня охватила такая же паника, как и во сне. Чего же я боюсь? Наверно, это как-то связано с ножом.
Я сварил кофе и выкурил сигарету. Мне еще никогда не снилось ничего подобного, и я совершенно уверен, что сновидение уходит корнями во вчерашний вечер. Я начинаю думать об Алисе по-другому.
Свободные ассоциации – все еще слишком мучительный процесс. Очень трудно отучиться контролировать свои мысли. …Распахни свой мозг и дай чему угодно вливаться в него… Образы булькают, как пузыри в стакане… в ванне… там купается женщина… девочка… Норма принимает ванну… Я подсматриваю в замочную скважину… Она встает, чтобы вытереться, и я вижу, что ее тело отличается от моего… Чего-то не хватает.
Бегу по коридору… Кто-то гонится за мной… не человек… всего лишь огромный сверкающий кухонный нож… Я в ужасе и хочу закричать, но голоса нет, горло мое перерезано и из него льется кровь.
– Мама, Чарли подглядывает за мной!
Почему она другая? Что случилось с ней…? Кровь… реки крови…
Чарли один рано утром на кухне. Все еще спят, и он развлекается со своей ниткой. Вот он неловко поворачивается, и от рубашки отлетает пуговица. Она катится по линолеуму с замысловатым рисунком, катится к ванной, и Чарли теряет ее из виду. Где пуговица? Поиски приводят Чарли в ванную. Там стоит ящик с грязным бельем, и ему нравится вынимать оттуда вещи и глядеть на них – одежда отца, матери… вещи Нормы. Однажды, когда он надел их и притворился Нормой, мама здорово отшлепала его. Ему попадается белье Нормы со следами крови. Он потрясен. Что с ней случилось? Наверно, тот, кто ранил ее, охотится сейчас за ним…
Почему это воспоминание не выветрилось из моей памяти, как большинство остальных? Почему оно приводит меня в ужас? Как оно связано с моими чувствами к Алисе?
Теперь-то я начинаю понимать, почему меня научили держаться подальше от женщин. Нельзя было так говорить с Алисой. У меня нет права думать о женщинах – пока нет.
Почему все твердят мне, что я становлюсь человеком? Я был человеком всегда, даже до того, как меня коснулся нож хирурга.
Я – человек… Я должен любить.
8 мая.
Даже теперь, когда я разобрался в том, что творится за спиной мистера Доннера, мне трудно в это поверить. Первый раз я заметил неладное два дня назад. Джимпи за стойкой заворачивал праздничный пирог нашему постоянному клиенту. Такой пирог стоит 3 доллара 95 центов. Джимпи звякнул кассой, и в ее окошечке выскочили цифры 2,95. Я открыл было рот, чтобы поправить его, но вдруг в зеркале, висевшей за стойкой, увидел, как покупатель весело подмигнул, а Джимпи улыбнулся ему в ответ. Покупатель взял сдачу, и я заметил блеск большой серебряной монеты, оставшейся в ладони Джимпи, и быстрое движение, которым он опустил полдоллара себе в карман.
– Чарли, – спросила вошедшая женщина, – эклеры еще остались?
– Сейчас посмотрю.
Это позволило мне поразмыслить над тем, чему я стал невольным свидетелем. Конечно, Джимпи не ошибся. Он нарочно недобил клиенту доллар, и они прекрасно поняли друг друга. Каждый получил половину.
Не зная, что делать, я бессильно прислонился к стене. Джимпи работал у Доннера пятнадцать лет. Доннер всегда относился к своим служащим, как к близким друзьям, и не раз приглашал семью Джимпи к себе на ужин. Когда ему нужно было отлучиться, Доннер оставлял его вместо себя, а еще я слышал, что он давал Джимпи деньги на оплату больничных счетов жены.
Немыслимо красть у такого человека. Тут должно быть какое-то другое объяснение. Например, Джимпи случайно ошибся, а полдоллара – всего лишь чаевые. Или мистер Доннер разрешил делать скидку постоянным клиентам. Да пусть будет что угодно, только бы Джимпи не оказался вором. Ведь он всегда был так добр ко мне.
Я ничего не хотел знать. Я принес эклеры и принялся раскладывать по прилавку булочки. На окошечко кассы я больше не взглянул.
Но… вошла маленькая рыжеволосая женщина – она всегда щиплет меня за щеку и шутит, что скоро найдет мне подружку, – и я вспомнил, что она почти всегда приходит, когда Доннер завтракает, а Джимпи стоит за стойкой. Он частенько посылал меня относить заказы ей на дом. Я невольно подсчитал стоимость ее покупки: 4 доллара 53 цента, и отвернулся, чтобы не видеть, сколько пробьет ей Джимпи. Я горел желанием знать правду, но вместе с тем боялся ее.
– Два пятьдесят три, миссис Уилер, – донесся до меня голос Джимпи.
Звон кассы. Звон сдачи. Стук по прилавку.
– Благодарю вас, миссис Уилер.
Я обернулся как раз в тот момент, когда его рука была в кармане, и услышал приглушенный звон монет.
Сколько раз при передаче заказов он использовал меня, как посредника? С кем делил разницу? И неужели все эти годы я помогал ему красть?
Я не мог оторвать глаз от хлопочущего за стойкой Джимпи. Он был в прекрасном настроении, возбужден, из-под его белого колпака на лицо струился пот. Но вот он поймал мой взгляд, нахмурился и отвернулся. Мне захотелось ударить его. Зайти за стойку и врезать ему как следует. Не помню, чтобы раньше у меня возникало такое желание…
В тишине своей комнаты я выплеснул чувства на бумагу. Не помогло. Как вспомню, что Джимпи обкрадывает мистера Доннера, мною овладевает желание что-нибудь сломать, разбить, размозжить. Хорошо, что я не способен к насилию. За свою жизнь я ни разу никого не ударил.
Нужно на что-то решиться. Сказать мистеру Доннеру, что человек, которому он доверяет, как самому себе, – вор? Джимпи от всего откажется, а я ничего не смогу доказать. А как сам мистер Доннер воспримет такую новость? Не знаю, что делать.